Наедине с собой или как докричаться до вас, потомки! О чем молчала Мариэтта Шагинян? Сенсационные документы о семье Ульяновых Eхеgi monumetum! Он памятник себе….

МАРИЭТТА ШАГИНЯН. ДВА СЮЖЕТА

Эта многожанровая писательница (1888–1982) была известна даже как биограф, в том числе Ленина. Однако точно знаю: писала о нём не суесловий ради, а в надежде вычленить то, что помогло бы идти к коммунизму в чистоте замыслов. Но работалось ли ей спокойно?

Писательница Мариэтта Сергеевна Шагинян. Фотохроника ТАСС

ЦК: «Сплошные коньюнктурщики!»

1969-й. «Молодая гвардия». Без никакого предупреждения её визит. И уже с порога, по обычаю нервно топоча палкой и фальцетно - от глухоты и армянского темперамента - вскрикивая:

Я приказываю вам задержать подписание в печать своей книги «Четыре урока у Ленина»… Всё. Точка. И никакие ваши графики меня не касаются. Требую восстановить справедливость!..

Послушалась меня - уселась в кресле, отдышалась и снова на повышенных тонах:

Это как понимать, что издательство не хочет упомянуть в этом предисловии Сталина по связи с Лениным? Вы коммунист или нет?!

Вы слышали о письме ко мне Александра Воронского , когда он был редактором «Красной нови»? Ах, не слышали?! Это вас ничуть не красит! Надо знать этого коммуниста с дореволюционным стажем! Да, он обвинён в троцкизме, и вы боитесь этого?! И всё-таки читайте это его письмо. Да при мне читайте, чтобы не откладывать срочного дела в долгий ящик! Начинайте с этого последнего абзаца…

Читаю, обратив внимание на дату - 1923-й, при жизни Ленина писалось:

«Да, забыл: знаете, очень Ваши вещи нравятся тов. Ленину. Он как-то об этом говорил Сталину, а Сталин мне. К сожалению, тов. Ленин тоже болен, и серьезно. Ну, пока всего хорошего. Выздоравливайте. Привет. А. Воронский».

Шагинян продолжила, снова взрываясь восклицательными обозначениями своего возмущения:

Это что же за порядки в партии?! Сплошные коньюнктурщики! Да, сплошь и рядом! И во все времена! Это гнусный зажим правды! Я устала! Я измучена!

Вдруг успокоилась и пошла излагать факты истинно стратегической важности для понимания порядков в Кремле:

Когда я собралась опубликовать это письмо, так Воронского по велению Сталина репрессировали и предали забвению. Но Ленин ведь в письме! И даже это не подействовало. Все отказались помогать мне. Решаюсь звонить Сталину. Соединили на удивление уже через два дня. Пожаловалась ему. Сказала ему: «Товарищ Сталин! Из-за обвинённого в троцкизме Воронского мне запрещено писать об отношении к моему творчеству Ленина и вас, товарищ Сталин!». Он в ответ проговорил кратко, хотя внушительно: «Мы подумаем. Мы разберемся. Не допустим несправедливости в отношении товарища Ленина. Попытаемся восстановить справедливость…»

Вскоре мне сообщили:

«Публикуйте отзыв Ленина с прямой ссылкой на товарища Иосифа Виссарионовича Сталина без никаких посредников. Зачем вам какие-либо посредники?! Расскажите, что товарищ Сталин рассказывал, что Ленин рассказывал ему, как высоко ценил он ваши, товарищ Шагинян, вещи».

Снова пошло на взрывы эмоций:

Запрет - и всё тут тебе! Это потому, что вы, издатели, и там, в ЦК, трусы и в результате содействуете исторической необъективности! Да, да, именно так!

Постепенно град восклицаний иссяк:

Подумала: надо говорить с Хрущёвым. Не соединяют. Я к помощнику. Ничего в ответ вразумительного. Вчера снова напомнила - юлит… Уж сколько месяцев прошло.

К концу встречи без выстрела не обошлось:

Кто поможет мне и моей книге?! Ленин-то при чём в ваших конъюнктурных игрищах?!

Она таки добилась своего. Всё-таки разрешили печатать письмо полностью. Правда, тот, кто от имени ЦК звонил мне, добавил, многозначительно понизив голос:

«Если можно, то попытайтесь как-нибудь уговорить старуху обойтись без имени Сталина. Что нам заниматься его реабилитацией? В случае чего пришьют, что издательство пересматривает решения партии об осуждении культа личности… Пусть письмо пойдёт в пересказе, ну хотя бы по такой схеме: Воронский рассказал Шагинян о положительном отзыве В.И. Ленина».

Писательница, выходит, не одно десятилетие пребывала в коварной западне особого в истории треугольника, всего в извилинах от постоянно действующей политконьюнктуры. Она, естественно, от совета цековца категорически отказалась. Храню эту книгу. На титульном листе по шагинянскому обыкновению шло наискосок учительски аккуратным почерком и фиолетовыми - опять же как в школе - чернилами:

«Дорогому Валентину Осиповичу и его милой жене с чувством сердечной дружбы. Мариэтта Шагинян ».

Не для вражды…

Стоит у меня дома на шагинянской полке незатейливо, не для парада, просто для книгочейского повседневья изданная книжка с величаво звучным названием: «Низами Гянджеви. Великий азербайджанский поэт ».

Обратило внимание - год издания: 1981-й. Всего-то за год до кончины Мариэтты Сергеевны. Ещё взволновавшая меня примета времени - на последней странице значатся годы работы с книгой: 1941–1981. Обратите внимание: в войну начало!

Какой же прекрасный символ: русский издатель получает из Баку книгу, которую написала армянка, а издала опять же Россия.

Почему такие пафосные строки? А напомню: конец Советской власти, увы, увы, ознаменовался вспышкой вражды - и даже войной! - между Ереваном и Баку.

Говорят, что на Кавказе существовал древний обычай: женщина с белым платком в руках могла стать между враждующими, и это заставляло примириться.

Женщина с книгой, сотканной из белоснежной бумаги…

Есть в этой книге и такое мудрое наставление Низами:

И белый, и чёрный - все дети земли,
В её мастерской себе дело нашли.

Листаю, листаю… И благоговейно, и вдохновенно написанное исследование о гении азербайджанского народа. В широком размахе сведений: и биография, и толкования наследия, и благодарное отношение к Низами от современников поэта и далее по многим ступеням времени: персы, арабы, затем англичане, французы, чехи, великие Руссо и Гёте, затем строки с благодарным отношением советских народов.

По этой книге узнал, что у Шагинян и в 1955-м появились «Этюды о Низами ».

Горько от того, что последние 25–30 лет забыты труды о великом Низами замечательной московской писательницы с армянской кровью в животворных на щедрое творчество жилах.

Дмитрий ЛИХАЧЁВ: КАК ТВОРИЛСЯ НЕОБЫЧНЫЙ 12-ТОМНИК

Дмитрий Сергеевич Лихачёв (1906–1999). Выдающийся литературовед, академик считал издательство «Художественная литература» родным домом. Немало его книг здесь вышло.

Дмитрий Сергеевич Лихачёв (1906–1999)

Eхеgi monumetum! Он памятник себе…

С 1978 года наше издательство приступило исполнять его замысел - самый, как уверен, значительный и для учёного, и для страны: Библиотека «Памятники литературы Древней Руси» (БПЛДР). Не было таковой ранее в России.

Лихачёв не уставал волновать себя и общество таким вот огорчением: мол, со школьной скамьи внушается, что древнерусская литература - это только «Слово о полку Игореве», получается, одинокое.

…Великий замысел. Он задумал её ещё в начале 1970-х. И вёл её с доктором филологии Львом Дмитриевым . Они взяли на себя наитруднейшую роль составителей и общую редакцию. А это означало возглавить генеральный штаб. Иначе нельзя: какие цели, какое войско…

И вот этому моему восклицанию подтверждения обоснования. В проспекте обозначалась многосложно-многогранная новизна идеи. Что и говорить: всё впервые! Ещё бы: охватывала долгие по тем временам столетия - от XI до XVII! Более 200 произведений! Более 8000 страниц - это 12 томов!

При научной подготовке текстов, с разделами комментариев! А ещё метода билингвы, то есть для читателя каждый текст представал двуязычным - на языке далёких предков, на древнем русском, на соседней же полосе - сравнивай! - в переводе на современный русский. И сколько же научных работников привлечено Лихачёвым: на каждый текст и переводчик, и тот, кто готовил текст к печати, и комментатор.

Нашлись противники - в ЦК партии. Сократили запрос ИРЛИ на число томов: оставили 12, а требовалось-то на три больше. Оправдывались тем, что-де бумаги и типографских мощностей в стране недостаёт. На самом деле боялись приобщать страну к литературе, которая были пронизана православием.

Наша редакция русской классической литературы взялась за это очень сложное издание с превеликой охотой. Она добровольно уверовала в своё особое призвание - помочь Д.С. Лихачёву сделать огромный свод начальной русской литературы достоянием народа.

И вот в 1978-м первый том. Выглядел он и торжественно, и необычно для такого рода изданий. По тканевому переплёту - орнамент в стилизации под старорусскую книгу, с сюжетными форзацами, в разделе иллюстраций - и миниатюры из старинных книг и рукописей, и фотографии храмов, формат необычен. Даже объём вызывал почтение: 9/8 - почти 500 страниц. И тираж неплохой для такого научного издания - 50 000.

Замечу: академику было около 70 лет, когда он «придумал» эту грандиозную идею - завершал библиотеку, когда приближалось 85-летие.

Тревоги! Готовится 7-й том - и вдруг от Лихачёва письмо - обжигающее!

Не надо думать, что авторитет академика спасал в доперестроечные времена от пристальных взглядов партначальства. Оно уже по первому тому уловило: Лихачёв и ИХЛ затеяли неслыханно-невиданную для советского атеистического книгоиздания антологию православной литературы. Правильно догадывались - так и было.

И именно по этой причине понадобилось хитрить. К примеру, свою задачу я видел в том, чтобы этот важный для отечественной культуры замысел уберечь от лобовых атак партцензоров. Пришлось прибегать к камуфлированию-маскировке.

Знал, что высокое от партидеологии начальство читать тома не будет, будет лишь листать, а значит, перво-наперво натолкнётся на иллюстрации и по ним станет судить, о чём речь в библиотеке. Но я давно исповедовал хитрованное: если театр, как сказано, начинается с вешалки, так книга - с переплёта и с картинок. Вот и затребовал, чтобы раздел с иллюстрациями включал не просто церковную символику, но и что-то светское, благо, что и на это оказалась щедра древнерусская культура.

Лихачёв тоже проявил осторожность. Не предлагал печатать «Слово о законе и благодати» митрополита Илариона . Надеюсь, что нынешнему читателю не надо пояснять, по какой причине: то «Слово…» сугубо во славу православия - пропаганда-де религии! Он стал пропагандировать это сочинение только в «перестройку» - напечатал его и свою статью о нём в Альманахе библиофила за 1989 год, что вышел в ознаменование, как было указано на переплёте, «Тысячелетия русской письменной культуры. 988–1988».

Итак,1985-й - письмо; сколько же всего в нём:

«Дорогой Валентин Осипович! Я очень ценю Ваше отношение к “Памятникам литературы древней Руси”. Но у меня принцип: не делай ничего, чтобы шло вразрез с моими убеждениями и за что потом пришлось бы стыдиться. Сейчас вопрос о церкви настороженный, а, допустим, через 10 лет он станет менее напряженным (после юбилея крещения). Зачем “временные высказывания”?

Я был в разговоре с Н.Н. Акоповой (заведующая редакцией. - В.О.) раздражен “общей ситуацией”, нажимом на сектор др/евней/ р/усской/ л/итературы/ по этой линии вообще - со стороны разных лиц и учреждений. Это именно и обязывает меня сказать, что издание я готов прекратить, если оно вызывает опасения.

Я понимаю, что Ваше положение более сложное, чем мое. Вы свернуть издание не можете. Поэтому я прошу у Вас извинения, что думаю только о своем добром имени. Я не отступаю при этом от своих позиций и, скажем, приглашать историков для дополнительных статей не соглашусь. Кое-что я убрал и добавил три страницы о положении церкви в др/евней/ Руси. Это максимум того, что я могу сделать. Рад, что удовлетворю издательство.

Но труднее положение будет со Смутой. Там была борьба с поляками-католиками, и поэтому церковный элемент в патриотических сочинениях резко возрос.

Трудно будет и со старообрядческими сочинениями.

Но сокращать что-либо нельзя. Придется ждать времени, когда религиозный вопрос станет менее острым. Что делать? Издание - хорошо, но истина дороже.

Шлю Вам самые хорошие пожелания. Привет Нат/алии/ Ник/олаевне/, которая всё это вытерпела от меня.

Искренне Ваш Д. Лихачев. Извините за почерк. 20.05.85».

Ответное послание. Не час, не два обсуждали это письмо и с главным редактором, и с заведующей редакцией.

И не дрогнули, хотя я - не скрою - перепугался явной паники в настроении главного союзника.

Размышлял: Лихачёв непредсказуем. Вот публично заявит, что прекращает издание, так попробуй потом возобновить. Знал психологию работников ЦК: никаких громких протестов, которые бы спровоцировали разбирательства! Разбирательство коли случится, так будет иезуитским: директору прикажут - издание с пропагандой православия прекратить, но так, чтобы не от имени ЦК, но только от имени директора и чтоб - ни-ни! - никаких протестов от Лихачёва.

Надо успокаивать Лихачёва. Я - за ответное письмо, в нём и такие строки: «Издательство гордится библиотекой и осуществляет немалую работу по исполнению Вашей идеи, которая столь естественно слилась с патриотическими чаяниями редакции».

Далее я посчитал необходимым познакомить Лихачёва и с моим личным отношением к изданию: «Кое-что сделано и мною (эти не очень-то скромные слова лишь с одной целью - доказать Вам, что и директор ничуть не замышляет чего-либо плохого для библиотеки): вспоминайте, что без всяких проволочек исполнил Вашу просьбу об увеличении количества томов, стремился сократить время выпуска библиотеки, подсказал необходимость улучшения ее художественного оформления и кое-что иное, давал библиотеке добрые оценки в печати и у себя в издательстве на собраниях».

В самом конце письма выписал:

«Уверяю Вас, что издательство не даст в обиду наше общее и столь нужное народу и нашей социалистической культуре дело. Будете в Москве - ждем в гости».

Признания в хитрованности. Достаточно ли, однако, письма? Конечно, надо отправляться в Ленинград. Сидение за столом было долгим. Там я и посвятил Лихачёва, как нелегко далась наша с ним общая забота увеличить количество томов. Хитрованность помогла. Это я в объяснениях с начальством пошёл на такую вот агитацию: «Увеличим число сочинений XVII века, что повлечёт увеличение числа сугубо светских произведений, не религиозных».

Ленинград - Вёшенская: единомышленники!

Кто бы мог подумать, что Дмитрия Лихачёва и Михаила Шолохова могло что-то связывать. Ни разу ничего ни от кого я на это счёт не слышал.

Михаил Шолохов

2010 год. Идёт в ИМЛИ имени Горького научный семинар тех, кто связан с Шолоховской энциклопедией. Сижу рядом с Людмилой Петровной Разогреевой. Она заместитель директора по науке Шолоховского Музея-заповедника в Вёшенской. Смотрю, достала какую-то яркую книгу. Она перехватила взгляд и преподносит - в дар. Читаю: «Библиотека М.А. Шолохова. Книги с автографами. Каталог». Листаю и вдруг - о, удивление:

Автограф академика Д.С. Лихачёва «Михаилу Александровичу Шолохову с искренним уважением. Д. Лихачев. 30.12.62».

Он выписан по титульному листу его книги «Культура Руси времен Андрея Рублева и Епифания Премудрого».

И - мало того: тут же, на этой странице, идёт письмо, да какой ещё огромной общественной важности! Людмила Петровна поясняет: две книги пришли в тот год - в 1962-й - от Лихачёва в сопровождении письма.

Я бы не стал затевать эту главку с воспроизведением письма и автографа, и не просто потому, что цифра тиража каталога там мала - всего-то «100».

Главное в другом: письмо из Ленинграда в Вёшки состыковалось через 16 лет с письмом из Вёшек в Кремль, а ещё позволило внести новую - неожиданную - строчку в биографии Лихачёва и Шолохова. Итак, письмо, а затем всё остальное.

«Глубокоуважаемый Михаил Александрович! Посылаю Вам две своих брошюры: “Культура русского народа Х–ХYП вв.” и “Культура Руси времен Андрея Рублева и Епифания Премудрого”, а также оттиск статьи “Памятники культуры - всенародное достояние”.

Меня крайне беспокоит продолжающееся варварское уничтожение памятников русской культуры, существующее отношение к культурному наследию русского народа. Если бы мы больше берегли наши русские традиции, русское культурное наследие, не уничтожали бы русский облик наших городов и сел, не лишали бы Москву исторических воспоминаний, ее исторического облика, нам не пришлось бы сейчас защищаться от наплыва безродного абстракционизма, он был бы нам вовсе не страшен. А так… природа не терпит пустоты. Нельзя противополагать сильным современным течениям в искусстве Запада только передвижников.

Если Вам нужны будут сведения о том, что сейчас уничтожается, предназначено к сносу, снято с охраны, гибнет от небрежения и от отсутствия национальной гордости у различных бюрократов-чиновников, - я Вам охотно сообщу (в моей статье по этому поводу дан далеко не полный перечень различных наших национальных несчастий).

Не пора ли нам вспомнить, что мы русские? Не пора ли восстановить в правах ленинское учение о культурном наследии.

С искренним уважением, Д. Лихачев, член-корреспондент АН СССР, лауреат Государственной премии, депутат Ленгорсовета, профессор».

Какое же страстное желание найти в Шолохове союзника. Мне не удалось выяснить, как ответил Шолохов. Зато мне выпало стать соучастником в 1990-е годы обнародования того, что хранилось в особом архиве ЦК - сверхсекретном. Он так и именовался - «Особый архив».

1978-й: письмо Шолохова Брежневу. Огромно оно. И в каждом абзаце требования озаботиться сложившимся принижением духовности русского народа. Пожалуй, главное было сосредоточено в таком вот абзаце:

«Принижая роль русской культуры в историческом духовном процессе, искажая ее высокие гуманистические принципы, отказывая ей в прогрессивности и творческой самобытности, враги социализма тем самым пытаются опорочить русский народ как главную интернациональную силу советского многонационального государства, показать его духовно немощным, неспособным к интеллектуальному творчеству…»

И шли просьбы - конкретные - поддерживать патриотические направления в литературе и искусствах, заняться реставрацией памятников культуры, создать журнал и музей русского быта…

Что в ответ? Он просит «широкого и детального рассмотрения», а ему специально созданная комиссия в оскорбительном тоне - обвинения:

«Разъяснить т. Шолохову действительное положение дел с развитием культуры в стране и в Российской Федерации, необходимость более глубокого и точного подхода к поставленным им вопросам в высших интересах русского и советского народа. Никаких открытых дискуссий по поставленному им вопросу о русской культуре не открывать…»

Словно школьнику: «Разъяснить… Более глубоко…» Таков закостенелый образ мышления. Гром грянул в конце «перестройки». Общество раскололось не просто на победивших либералов и побеждённых партократов, но и на патриотов при поддержке Церкви и западников при поддержке большинства олигархов.

Валентин ОСИПОВ

К Мариэтте Сергеевне Шагинян знавшие ее люди относились по-разному. Одни были от нее без ума. Другие воспринимали ее добродушно, но с легкой иронией. Третьи терпеть ее не могли. Четвертые считали ее выдающейся писательницей и крупнейшей общественной деятельницей эпохи. Пятые рассказывали про нее анекдоты. И так далее... Но никто не был к ней равнодушен.

Последние годы жизни она жила в небольшой московской двухкомнатной квартире на первом этаже обычного жилого дома. Обходилась безо всяких изысков и роскоши, пользовалась стандартным советским набором мебели, бытовых предметов и одежды. Единственным "предметом роскоши" в ее доме было старенькое пианино.

С юности (после перенесенной тяжелой болезни) Шагинян страдала глухотой, которая к старости сделалась почти полной, и потому никогда не расставалась со слуховым аппаратом. При этом была любительницей и знатоком классической музыки и завсегдатаем филармонических залов. Несмотря на слабое зрение и очень сильные очки-"объективы", много читала и еще больше писала – простой перьевой ручкой, макая ее в школьную чернильницу-невыливайку. А писать ей было про что – ведь она прожила на свете 94 года и была свидетельницей и активной участницей всех событий, происходивших в России на протяжении трех четвертей ХХ века.

В 1925 году поэт Владислав Ходасевич, познакомившийся с Шагинян в 1906-м, написал о ней небольшой мемуарный очерк, в котором были такие слова: "Мне нравилась Мариэтта. Это, можно сказать, была ходячая восемнадцатилетняя путаница из бесчисленных идей... В идеях, теориях, школах, науках и направлениях она разбиралась плохо, но всегда был чем-нибудь обуреваема. Так же плохо разбиралась и в людях, в их отношениях, но имела доброе сердце, и, размахивая картонным мечом, то и дело мчалась кого-нибудь защищать или поражать..."

Для юной девушки такая порывистость, горячность и широчайший круг интересов неудивительны. Любопытно, однако, что Мариэтта Сергеевна оставалась по характеру примерно такой же до самого конца своих дней.

Нелегкий жизненный опыт ее, конечно, остудил и многому научил. Но склонность увлекаться, взрывчатость и бескомпромиссность в ней остались.

В юные годы она лично общалась со многими людьми, чьи имена составляют гордость русской культуры – с Дмитрием Мережковским и Зинаидой Гиппиус, с Андреем Белым, с Сергеем Рахманиновым. Состояла с ними в переписке – но, увы, долгие годы не могла по цензурно-идеологическим условиям ничего толком опубликовать ни из своего архива, ни из личных воспоминаний; все приходилось корежить, резать и приспосабливать к условиям эпохи. Даже ее последняя автобиографическая книга "Человек и время: История человеческого становления" (1980) полна всевозможных обходов и умолчаний.

Большевистскую революцию 1917 года Шагинян приняла не сразу. Первоначальное ее отношение к происшедшему было смутное, восприятие мистическое. Однако в самом начале 1920-х она поняла, что новая власть шутить не любит, и что с ней надо сотрудничать. Тем не менее в компартию Шагинян вступила только в 1942-м, когда ей было уже крепко за пятьдесят.

Работала она истово, с полной верой и полной отдачей, и чем только ей не приходилось заниматься... Она писала авантюрные романы сатирического плана ("Приключение дамы из общества", "Месс-Менд"), соцреалистическую прозу ("Гидроцентраль"), выступала с лекциями, работала инструктором текстильного производства (для чего досконально изучила технологическую сторону этого дела), публиковала немалое количество публицистических и агитационных статей и очерков по вопросам индустриализации, участвовала в создании серии книг "История фабрик и заводов". Поэт-пародист Александр Архангельский не преминул отметить всестороннюю деятельность Шагинян колкой эпиграммой:

Широту ее размаха Не уложишь в писчий лист: Поэтесса, лектор, пряха, Шерстовед и романист.

Одной из первых Шагинян решилась взяться за создание цикла историко-биографических книг о Ленине. И это начинание едва не подвело ее под монастырь: работая в архивах, писательница обнаружила, что отец вождя имеет в своей генеалогии калмыцкие корни, а дед со стороны матери вообще еврей – правда, крещеный... Этот ужасный компромат был немедленно заперт на сто замков, в адрес Шагинян прогремело специальное постановление ЦК (правда, секретное), а писательницу не тронули только в силу личного расположения к ней самого Сталина. Гроза миновала.

После войны Шагинян продолжала много и неутомимо работать. Написала биографии Тараса Шевченко, Гёте (она глубоко интересовалась немецкой культурой и свободно владела немецким, французским и английским языками), биографию полузабытого композитора, "чешского Моцарта" Иозефа Мысливечка, биографию баснописца Ивана Крылова. Сделала новый перевод известного романа Уилки Коллинза "Лунный камень". Создала огромное количество путевых очерков о поездках по СССР и Западной Европе. Завершила, наконец, начатую еще до войны тетралогию о Ленине (которую все же пришлось публиковать в "подчищенном" виде).

Ей уже забралось за семьдесят, а она по-прежнему была энергична, активна и громогласна. Осмеливалась перебивать самого Хрущева во время его выступлений. Публиковала в центральных газетах резкие статьи о недостатках промышленных проектов, после которых проектировщики, кляня "въедливую старуху", вынуждены были свои решения пересматривать и уточнять.

В 1967-м, побывав на автомобильных заводах концерна ФИАТ в Италии, Шагинян напечатала в газете "Известия" большую статью про то, как здорово организовано производство у проклятых капиталистов-эксплуататоров. Итальянские коммунисты и профсоюзники жутко возмутились таким "ударом в спину" от советских товарищей. Но контракт на строительство в СССР завода легковых автомобилей, по итальянскому проекту и с итальянской технологией, был уже подписан, а владельцам концерна ФИАТ статья очень понравилась...

В 1976-м Мариэтте Шагинян присвоили звание Героя Социалистического Труда. В последние годы жизни она ничего масштабного не публиковала – возраст был почти библейский, здоровье препятствовало работе. Собрала только книгу публицистики "Столетие лежит на ладони". А 20 марта 1982 года, не дожив две недели до 94-летия, ушла из жизни.

Скажем честно: после того, как времена в очередной раз переменились, Мариэтту Сергеевну Шагинян помнят весьма немногие. И совсем немногое из ее творческого наследия дает, что называется, себя читать.

В написанном ею слишком велика доля публицистических однодневок. Ко многим темам, которые она поднимала, интерес потерян – заслуженно или нет, но потерян.

А вот образ темпераментной и энергичной дамы, никому не позволявшей за себя платить ("Я старая богатая писательница, а вы молодой бедный дебютант, так что никаких разговоров!") – этот образ жив.

| Уроки Мариэтты Шагинян

УРОКИ МАРИЭТТЫ ШАГИНЯН

Первое знакомство с Мариэттой Шагинян было кратким и мимолетным.

Писательница часто приезжала в Баку, где я тогда жил. Писать я начал рано, и, разумеется, лелеял мечту о встрече с настоящим писателем. Однажды, прослышав о приезде Шагинян, я отправился к ней. В руках я бережно нес свернутые в трубку листки рукописи. Шагинян приняла меня поначалу неприветливо. Прежде чем взять у меня рукопись, она учинила мне целый допрос: “Кто вы, чем занимаетесь? О чем пишите?”

Я отвечал, немного разочарованный вопросами. Но Мариэтта Шагинян слушала меня внимательно. Узнав, что я токарь, а рассказ мой о мастере, у которого я работаю, она совершенно переменилась. Спустя много времени я узнал, что Шагинян не любит писателей, которые рано “профессионализируются” – не работают, кормятся литературой.

На другой день я пришел за ответом. Шагинян была занята, у нее было много посетителей. Я хотел было уйти, но Шагинян остановила меня. Только на улице, вспомнив ее слова, сказанные наспех, в дверях, я понял, что рукопись вроде ей понравилась.

Прошло несколько лет. Неожиданно я встретил на улице Шагинян. Я не смел подойти к ней. Если сложить, обе встречи не составили бы и трех минут. Мне казалось, что Шагинян меня не помнит. Но она помнила.

Увидев меня, Шагинян еще издали улыбнулась. Откликнув меня по фамилии, она подробно расспросила обо мне, что я делаю, что написал нового.

Как я уже говорил, Шагинян частенько приезжала в Баку. Я видел ее всегда с пухлым портфелем. Неутомимо разъезжая по самым отдаленным уголкам, она выслушивала и записывала рассказы сотен людей о повседневной жизни страны. Шагинян отлично знала Азербайджан, как и многие другие республики.

В 1939 году в журнале “Литературный Азербайджан” напечатали мою повесть о Нагорном Карабахе. Я из Карабаха, родился и рос там, каждый год бывал на родине и считал, что неплохо знаю свой край.

И каково было мое удивление, когда я получил письмо от Шагинян, в котором она меня сильно ругала за незнание края, о котором пишу.

“Вы пишете, - цитировала она меня, - “карабахские горы в большинстве голы и только верхушки их увенчаны небольшой рощицей - цахатаком, издали напоминающих пышний гребень удода”. Где это вы увидели в Карабахе голые гора? - писала она мне, - Карабах - маленькая Швейцария, он весь в зелени. Вы, наверное из Мартунинского района, где мало лесов, и бедность своего района приписали всему Карабаху. Не годится. Неприменно поезжайте, посмотрите весь Карабах, исправьте свою ошибку”...

Я действительно происходил из Мартунинского района, который был беден лесами, и не знал других районов. Воспользовавшись советом Шагинян я немедленно объездил весь Карабах, убедился в правоте слов писательницы и при повторном издании повести внес исправления. За эту оплошность при первой же встрече мне крепко попало от Мариэтты Сергеевны.

Мариэтта Сергеевна любит море. Особенно любит она Каспий, его знойные песчаные берега.

Как–то, было это уже после войны, пользуясь приездом писательницы в Баку, мы с поэтом Амо Сагияном решили преподнести ей сюрприз - взяли машину и, приехав к ней в гостиницу, потребовали, чтобы она отправилась с нами на море, в Бузовны. В это время Шагинян переводила “Сокровищницу тайн” Низами Ганджеви и наотрез отказалась ехать с нами. Мы были непоколебимы, и Мариэтта Сергеевна в конце концов уступила.

На море мы открыли в Шагинян новое, не знакомое нам доселе увлечение. Оказывается, она страстная любительница ракушек, и немедленно принялась за дело. Мы были рады чем–нибудь служить ей и тоже принялись охотиться за ракушками.

Ракушек набрали целую кучу. Они переполнили портфель, который оказался при ней, заполнили наши карманы, но все же всех собранных ракушек разместить не могли.

Мы с Сагияном искренне жалели, что не знали об этой страсти Шагинян, не запаслись достаточно емкой посудой.

Солнце нещадно припекало, мы изрядно проголодались, да и ракушек собрали немало, пора домой, но Шагинян не торопилась. Увидев далеко– далеко в степи какую–то пристройку, она спросила нас, что это там.

Мы не знали, Шагинян пристыдила нас.

Как же так? Не знаете, что у вас под носом делается?

В следующую минуту, забыв о своих ракушках, по щиколотки утопая в горячем песке, она двинулась через степь в сторону домика. Делать нечего, мы увязались за ней.

Пристройка оказалась конторой только что вступившего в строй нового месторождения нефти.

Шагинян немедленно достала толстую тетрадку, карандаш, включила слуховой аппарат, - она от рождения слышит плохо - пристроилась на донышке опрокинутого ведра и принялась за работу. В ожидании ее мы долго бродили перед конторой.

Солнце уже зашло, от голода у нас кружилась голова, но Шагинян и не думала выходить из конторы. Мы решили напомнить о себе. Но когда вошли, застали ее за жаркой беседой. Шагинян, не обращая на нас внимания, продолжала разговор и все записывала в тетрадь.

Так закончилась давнишняя мечта Шагинян: провести день на море, отдохнуть.

А через день–другой мы прочитали в одной из центральных газет страстное слово писательницы о нефтяниках молодого, только что родившегося промысла.

Это было в Ростове. По кладбищу среди могил идет женщина. Оглядывается по сторонам, чего–то ищет.

Вот здесь мать у меня похоронена. Рядом туя стояла. А теперь ее нет. Может, я ошибаюсь? – говорит она спутнику, сопровождающему ее.

Женщина ходит взад и вперед, снова возвращается на прежнее место.

Нет, туя стояла здесь. Если ее срубили, должно же от нее что–нибудь остаться, - говорит она уверенно, начиная новые поиски.

Вскоре туя нашлась. Она действительно оказалась срубленной, из земли торчал только полусгнивший пенек.

Женщина достает перочинный нож, отрезает от корня кусок и прячет в портфель.

Дам на химический анализ. Если этот пень - корень туи, значит могила здесь.

Женщина эта была Мариэтта Шагинян. Эпизод, приведенный выше, может и придуман. Мне рассказали об этом другие, но он характерен. Анализировать, изучать, активно вмешиваться в жизнь- непременные черты характера писательницы.

Деятельный исследователь и летописец современности, писательница очень часто не ограничивается острым словом, энергично и смело вторгается в жизнь.

В Башкирии, рассказывают, Мариэтта Шагинян познакомилась с изыскателями, которые должны были определить направленные трассы Магнитогорск – Куйбышев.

Существовало три варианта этой будущей дороги. Министерство путей сообщения склонялось к “южному варианту”, удешевляющему, на первый взгляд, строительство. Но “северный вариант” имел свои преимущества, он развязывал производственные силы богатых районов Южного Урала и Башкирии.

Шагинян страстно включается в этот спор специалистов, и, в конечном счете побеждает “северный вариант”.

С любовью и благодарностью будут помнить жители Башкирии и Урала об энергичном и неутомимом поборнике “северного варианта”.

А вот другой случай.

В 1927 году М. Шагинян едет в Армению в качестве корреспондента “Правды”. В это время на реке Дзорагет шло строительство одной из первых гидростанций в республике.

Мариэтта Шагинян переезжает в Дзорагэс. Четыре года проводит писательница среди строителей, живет в бараке, где “не было никаких удобств, сквозь щели в крыше выглядывали звезды”, спит в шубе, ездит верхом на лошади.

Строительство шло медленно, не доставало нужного оборудования.

Шагинян отправляется в далекое путешествие в Киев и другие города, проталкивает застрявший в пути строительный материал.

Она не остается в стороне и от технического обсуждения проекта стройки, вникает в спор инженеров, едет в Ленинград консультироваться с крупнейшими специалистами–гидравликами, ведет культурно–массовую работу среди жен строителей и одновременно пишет роман о строительстве - “Гидроцентраль”, который публикуется в “Новом мире”.

Оперативность была невероятная, еще строительство шло, еще не просохли сваи на строительной площадке гидростанции, а роман уже читали и перечитывали. Он стал любимой книгой читателей. Благодаря активному участию в жизни стройки Шагинян сумела создать правдивую историю строительства Дзорагэс.

За действенную помощь, оказанную писательницей строительству Дзорагэса, в 1932 г. она была награждена орденом Трудового Красного Знамени.

Впоследствии, вспоминая об этих днях, Мариэтта Шагинян замечает: “Гидроцентраль” - это не только написаггая книга, но и пережитый кусок жизни”. Эти слова в равной мере можно отнести ко многим ее книгам, да и ко всему ее творчеству.

И не случайно, что по многим ее статьям выносились правительственные постановления и решения.

Вообще Армения в творчестве Шагинян занимает значительное место.

Писательница постоянно выступает с очерками и статьями, а после войны садится за книгу “Путешествие по Советской Армении”, которая впоследствии удостоилась государственной премии. Книга эта - своего рода энциклопедия жизни и быта армянского народа в прошлом и, особенно, в настоящем. “Я хочу, чтобы всякий армянин, где бы он ни был, прочитав эту книгу, захотел приехать в Армению, увидеть ее, дышать ее воздухом, ощущать под ногами ее землю. Если удастся моей книге так взволновать сердце армянина, буду считать, что я не даром прожила свою жизнь”.

Мариэтта Шагинян не ошиблась. Книга эта получила теплый отклик в душе не только армянского читателя. Переведенная на многие языки, она стала достоянием миллионов и миллионов читателей.

Кто–то по заданию от Совинформбюро я посетил писательницу в Москве. Она тогда жила на Арбате. Надо было дать о ней очерк.

Мариэтта Сергеевна по узкой крутой лестнице повела меня на свою мансарду. Здесь была ее библиотека. Я должен сказать, что такой библиотеки нигде более не встречал. Ей позавидовала бы любая городская библиотека.

Шагинян куда–то торопилась, нельзя было терять ни минуты. Мы уселись за круглый стол. Без обиняков я приступил к делу, но Шагинян медлила с ответом. Она все время смотрела на мои “пустые” руки.

А где у вас орудия производства? - наконец спросила она. Я кинулся шарить но карманам, но в них, как на зло, не оказалось ни ручки, ни огрызка карандаша. Не оказалось при мне и записной книжки.

Мариэтта Сергеевна спустилась по лестнице, через минуту вернулась, неся в руках толстую тетрадь и карандаш. Передав их мне, она заметила:

Никогда не расставайтесь с записной книжкой. Не давайте пропасть тому, что вы увидели, узнали. Писатель без записной книжки – не серьезный писатель.

Этот очередной урок–головомойку я принял как должное и навсегда запомнил...

Наши записки о Мариэтте Шагинян, были бы неполными, если мы не рассказали бы еще и о таком эпизоде, новой головомойке.

Мариэтта Сергеевна не любит, когда к ней приходят без предупреждения. Это нарушает ее распорядок дня. Впрочем, не так легко нарушить рабочий день Шагинян. Такого “нарушителя” она просто выпроваживает за дверь.

Получилось так, что такой “жертвой” оказался я. Я пришел к Шагинян, заранее не испросив ее согласия.

Мариэтта Сергеевна встретила меня в штыки. Она ругала меня последними словами за непрошенный визит, но обиды не было. На Мариэтту Шагинян трудно обижаться.

Ну, хорошо, заходи, - пригласила она, - садись и выкладывай с чем пришел. Даю пять минут.

Она даже поставила перед моим носом будильник с выпуклым стеклом над циферблатом. Я уложился в регламент, но уйти не смог. Узнав, что я только что из Армении, Шагинян живо принялась расспрашивать меня обо всем. Она задавала мне тысячу вопросов. Я отвечал на них с ужасом поглядывая на циферблат. Стрелка показывала три часа. Я пришел в двенадцать.

Мариэтта Сергеевна наконец спохватилась.

Разбойник! Варвар! Что ты сделал со мной! Обокрал меня на целых три часа!

На девятом десятке лет писательница, как и прежде, полна сил, бодрости, готовности к новым и новым маршрутам по странам мира. И на девятом десятке лет, отмеченная самой высокой наградой в нашей стране, наградой, носящей имя Ленина, она не подвела итоги, пишет свои “Воспоминания”, читатели “Нового мира”, где она публикует их, с благодаоностью берут в руки номера журналов с “Воспоминаниями”, каждый раз удивляясь и радуясь свежести и неиссякаемой энергии этого большого, яркого, нестареющего, умного таланта.

А тем, кто сробирается интервьюировать Мариэтту Сергеевну, я посоветовал бы являться к ней в форме, ничего дома не забывать из того, что называется “орудием производства”. Иначе вы рискуете нарваться на хорошую взбучку - Мариэтта Сергеевга не утратила и способности устраивать головомойки. А лучше всего не ходить не интервьюировать, не мешать.

Она занята, она работает.

Был у Мариэтты Сергеевны Шагинян на даче в Переделкино. Ей перевалило за 92, не видит, но по винтовой лестнице поднимается в кабинет без чужой помощи. Живет одна. Обед ей несут из кухни Дома творчества, а завтрак–ужин готовит себе сама.

Напоив меня чаем на веранде, где было холодновато, Мариэтта Сергеевна предложила подняться наверх, в кабинет. На лестнице я хотел ей помочь, взял за локоть, но она резко вырвала руку: “Не надо, я сама. Должна же привыкнуть к своей слепоте”.

К Мариэтте Сергеевне приходят без стука в дверь, без телефонного звонка. Бесполезно, она ничего не слышит.

Когда я пришел к ней в назначенный ею час, она говорила по телефону. Кто–то напрашивался к ней в гости, и она отбивалась от назойливиго визитера.

Не могу. Я сегодня занята. Ко мне должен придти армянский писатель Леогид Гурунц, смелый, чудесный человек, который спас меня от Багирова. Придет со своей красивой женой, и я должна их принять.

На столе лежала стопка исписанных бумаг. Она пишет. Пишет вслепую огромными буквами.

Разговорились. Мариэтту Сергеевну интересует все, что происходит в Армении, она по–своему любит ее, но постоянно в обиде на нее. И все из–за Сталина. Мариэтта Сергеевна - ярая сталинистка, и это не могло не охладить к ней многих. Помнится послеюбилейный приезд ее в Ереван. Ей было уже за 90, но она еще видела. Выступала по телевидению, в университете. Имела встречу и с писателями. Говорила увлеченно, умно. Все шло хорошо! Вдруг она снова села на своего излюбленного конька - ни к селу ни к городу начала объясняться в любви к Сталину.

Несколько писателей – из тех, кто сидел при Сталине – поднялись и вышли из аудитории. Это ее оскорбило. Она не понимала, как сама оскорбляет людей, которые натерпелись от “вождя народов”.

Не преминула она в беседе со мной заговорить о Сталине и сегодня. “Все, что о нем говорят, вранье. Я долго искала в архивах и не нашла ни одного смертного приговора, подписанного Сталиным”, - уверяла она.

Молчу. Сталин - это ее слабость. Приходится только удивляться абсурдности оправданий, которые вызывают недоумение у всех, близко знающих Шагинян.

Мариэтта Сергеевна снова вспомнила о Багирове, которого не учить коварству. Вызывали ее в Баку будто по издательстким делам - она переводила “Семь красавиц” Низами, писала о нем книгу - и, воспользовавшись ее приездом, вылили ей на голову целый ушат грязи. Курам на смех! - Мариэтта Сергеевна была объявлена националисткой. Прочитав грязную стряпню в газетах, я побежал в гостиницу. Все трудное для нее время находился рядом, ни на минуту не оставлял ее одну. Купил билет на поезд, собрал ее в дорогу, на машине привез на станцию.

Не будем говорить о последствиях. Я чуть было не поплатился головой, но сошло.

Странно, по старости лет Мариэтта Сергеевна многое не помнит. А эту небольшую услугу, которую я оказал ей очень давно, не забыла.

Спасибо на добром слове, Мариэтта Сергеевна!

А за Сталина, за забывчивость об им содеянном, прощения не ждите и от меня.

От одного только его имени, у каждого, жившего под ним, сжимается сердце. У меня тоже. Не старайтесь обратить меня в свою веру, дорогая Мариэтта Сергеевна.

Дополнительная информация:

НП: Александр Павлович, не можете ли подробнее рассказать о внебрачных детях Александра III?

АК: У Александра III, действительно, было немало внебрачных детей, поскольку он был человеком безудержным и страстным. Среди детей были и исторические знаменитости. В частности, Александр Ульянов, старший брат Владимира Ильича Ленина. Дело в том, что Мария Александровна, мать Ленина, была фрейлиной при дворе Александра II. Когда Александр III был просто великим князем, у него был роман с Марией Александровной, от него она в девичестве родила сына Александра. История знает немало подобных примеров: в России к бастардам относились гуманно – давали княжеский титул, приписывали к гвардейскому полку. Известно, что Ломоносов был сыном Петра I, князь Бобринский – сыном Потемкина и Екатерины II, Разумовский – внебрачным сыном Елизаветы. Все они, как вы знаете, сделали прекрасную карьеру, и никогда не чувствовали себя изгоями. Такая же участь была уготована и Александру, брату Ленина.

Но Мария Александровна все испортила: вслед за Александром она родила еще ребенка – девочку, и к Александру III эта девочка уже никакого отношения не имела. Держать при дворе фрейлину с двумя детьми было неприлично. Чтобы замять скандал, решили передать дело охранке. Охранка нашла в Петербурге несчастного человека – гомосексуалиста Илью Ульянова. Как человек с не традиционной сексуальной ориентацией, он был на крючке у охранки. Ему дали в приданое к Марии Александровне дворянский титул, хлебное место в провинции, и молодожены отправились в Симбирск.

И вся бы эта предыстория замялась, если бы не страстный нрав Марии Александровны. Она и в Симбирске не отличалась строгим поведением, и хотя сексуальная жизнь с Ильей Николаевичем у нее сложиться никак не могла, она родила еще четырех детей, неизвестно от каких отцов.

Можете представить, каково было детям Ульяновых в гимназии. В маленьком городке все сразу становится известным, и мальчишки дразнили своих сверстников Ульяновых: припоминались и мамочка, и царь, и Илья Николаевич. В конечном счете все это отрицательно повлияло на Александра: он вырос очень озлобленным с желанием во что бы то ни стало шлепнуть папочку. С этими планами он и отбыл в Петербург на учебу. Остальное все организовала охранка. Как в наше время спецслужбы организовали Народный фронт и другие демократические организации. Там в те далекие времена охранка помогла Александру Ульянову войти в народовольческую революционную организацию и принять участие в покушении на царя.

Как только Мария Александровна узнала, что сын арестован за покушение на царя, она сразу же поехала в Петербург и явилась к Александру III. Удивительное дело: ни один источник не поражается тому, что никому не известная бедная симбирская дворянка без всяких проволочек попадает на прием к царю! (Впрочем, историки никогда не удивлялись и тому факту, что даты рождения двух первых детей Ульяновых предшествуют дате свадьбы Ильи и Марии.) А Александр III принял свою старую пассию сразу и они вместе посетили Сашу в крепости. Царь простил «цареубийцу», пообещав дать ему княжеский титул, записать в гвардию. Но Сашенька оказался с характером, он сказал все, что думает об обоих своих родителях. И пообещал им, что как только очутится на свободе, предаст гласности всю их бесстыдную историю и обязательно швырнет бомбу в папочку! Поэтому на свободу Александра Ульянова так и не выпустили, а отправили в психушку, где он своей смертью умер в 1901 году. Историки не сходятся на способах казни, но казни никакой не было.

Так Мария Александровна косвенно повлияла на судьбу своего старшего сына. Не очень повезло в такой семье и последующим детям. Поскольку Илья Николаевич знал, что дети не его, то он относился к ним как к потенциальным объектам своей любовной привязанности. Сашеньку как сына царя он никогда не трогал, а вот Володе досталась вся его пылкая неотцовская любовь. В юности Владимир Ильич был очень привлекателен. Как мать ни протестовала, она была бессильной отстоять сына: Илья Николаевич попрекал ее собственным поведением.

НП: И что Ленин?

АК: Он оставался до конца дней своих гомосексуалистом. Кстати, это известно во всем мире, только советские люди ничего не знали и жили в благоговейном поклонении вождю пролетариата. У Антониони снят фильм о великих гомосексуалистах, и Ленину в нем отведена особая глава. Об этом написано уже несколько книг.

Страдал Ленин или нет впоследствии от своей ориентации, мы не можем сказать, но вот в детстве это для него тоже было нелегким испытанием: он вырос озлобленным, возненавидил весь мир. В гимназии он вымещал свое зло на сверстниках, дрался, бил своих супостатов, при всем при том он, конечно, был очень талантливым человеком.

НП: А откуда у вас такая ошарашивающая информация?

АК: Это тоже особая и интересная история. У ее истоков стоит Мариэтта Шагинян. В 70-х годах эта писательница писала книгу о Ленине и получила доступ к архивам. Видимо, хранители архивов сами не знали, что спрятано в бумагах за семью печатями. Когда Мариэтта Шагинян ознакомилась с бумагами, она была потрясена и написала докладную записку Леониду Ильичу Брежневу лично. Брежнев познакомил с этой информацией свой круг. Суслов три дня лежал с давлением и требовал расстрелять Шагинян за клевету. Но Брежнев поступил иначе: он вызвал Шагинян к себе и в обмен на молчание предложил ей премию за книгу о Ленине, квартиру и т.д. и т.п.

НП: И Шагинян ведь действительно получила какую-то премию за книгу о Ленине?

АК : Да, она получила Ленинскую премию за книгу «Четыре урока у Ленина». А записку засекретила и она лежала в архиве Центрального комитета партии. Когда я прочел в архиве эту записку, мне захотелось увидеть и сами архивные материалы. И я запросил копии. Все именно так и было…

Александр Кутенев

Я долго сомневался, возвращаться ли к теме, которая не один раз переходила из сайта в сайт. Речь идет об интервью петербуржского историка Александра Павловича Кутенева газете "Новый Петербургъ", которое называлось «О чём молчала Мариэтта Шагинян?» , где прозвучала информация о внебрачных детях Александра III. Но прочитав пост нашего блоггера Оксана Лютова с материалами о родословной Ульянова (Ленина), решил все же свой критический взгляд на указанную статью подкрепить статьей Владимира Чижика (старшее поколение наверно помнит такого музыканта, который эммигрировал в США в середине 70-х годов) в ньюйоркской газете "Davidzonгазета". Для того, чтобы было понятно читателю о чем идет речь, приведу обе статьи. Итак статья

О чём молчала Мариэтта Шагинян?

Мариэтта Шагинян (1914)

НП: Александр Павлович, не можете ли подробнее рассказать о внебрачных детях Александра III?

АК: У Александра III, действительно, было немало внебрачных детей, поскольку он был человеком безудержным и страстным.

Царь Александр III (1845 - 1894)

Среди детей были и исторические знаменитости. В частности, Александр Ульянов, старший брат Владимира Ильича Ленина. Дело в том, что Мария Александровна, мать Ленина, была фрейлиной при дворе Александра II. Когда Александр III был просто великим князем, у него был роман с Марией Александровной, от него она в девичестве родила сына Александра. История знает немало подобных примеров: в России к бастардам относились гуманно - давали княжеский титул, приписывали к гвардейскому полку. Известно, что Ломоносов был сыном Петра I, князь Бобринский - сыном Потемкина и Екатерины II, Разумовский - внебрачным сыном Елизаветы. Все они, как вы знаете, сделали прекрасную карьеру, и никогда не чувствовали себя изгоями. Такая же участь была уготована и Александру, брату Ленина.

Семья Ульяновых -

Слева направо: стоят - Ольга, Александр, Анна; сидят - Мария Александровна с младшей дочерью Марией, Дмитрий, Илья Николаевич, Владимир.

Но Мария Александровна все испортила: вслед за Александром она родила еще ребенка - девочку, и к Александру III эта девочка уже никакого отношения не имела. Держать при дворе фрейлину с двумя детьми было неприлично. Чтобы замять скандал, решили передать дело охранке. Охранка нашла в Петербурге несчастного человека - гомосексуалиста Илью Ульянова. Как человек с не традиционной сексуальной ориентацией, он был на крючке у охранки. Ему дали в приданое к Марии Александровне дворянский титул, хлебное место в провинции, и молодожены отправились в Симбирск.

Мария Александровна Ульянова

НП: И что Ленин?

НП: А откуда у вас такая ошарашивающая информация?

НП: И Шагинян ведь действительно получила какую-то премию за книгу о Ленине?

Мариэтта Шагинян (1980)

Представляю читателю вторую статью Владимира Чижика в ньюйоркской газете "Davidzonгазета".

ТАКИЕ СЕНСАЦИИ «ПИПЛ НЕ ХАВАЕТ»

Интервью с петербургским историком Александром Павловичем Кутеневым публикованное в «Davidzon ГАЗЕТЕ» №22(72) по материалам газеты «Новый Петербургъ» называлось «О чём молчала Мариэтта Шагинян?» Подзаголовок: «Сенсационные документы о семье Ульяновых». Неприязнь к Владимиру Ильичу мой дедушка привил мне давным-давно. Как все мы (не отпирайтесь!) я клюю на сенсации.

В общем, газету я начал глотать с этой публикации. Но моя погоня за сенсацией сбилась с темпа в самом начале: глаз споткнулся о непривычную комбинацию слов: «князь Бобринский - сын Потёмкина и Екатерины II». Любой киевский еврейский послевоенный мальчик хоть раз слышал от бабушки ироничное: «Кто это за тебя сделает? Граф Бобринский?». Князь и граф, конечно, оба дворяне - но всё же это не одно и то же. Пошёл за уточнением в Интернет. Оказалось, что еврейские бабушки разбираются в дворянских титулах лучше, чем петербургский автор сенсации. Бобринский был таки да граф. Попутно выяснилось, что папой графокнязя был не Григорий Потёмкин, как считает наш учёный историк, а тоже Григорий, тоже фаворит любвеобильной Екатерины, но Орлов. Возможно, это не так важно для тайн дома Ульяновых, но квалификация и научная добросовестность их разоблачителя меня заинтриговали.

Опять я отправился в небольшую экскурсию по Интернету. При этом, чтобы по возможности отсеять фальсификации пропаганды советских времён, я пользовался материалами (и русскими, а английскими) не «моложе» 2000-го года, благо их предостаточно. Стало очевидно, что следование историческим фактам не является любимым занятием Александра Павловича Кутенева. Его высокая фантазия непринуждённо воспаряет над низкими и неудобными фактами.

Кутенев: «Дело в том, что Мария Александровна, мать Ленина, была фрейлиной при дворе Александра II. Когда Александр III был просто великим князем, у него был роман с Марией Александровной, от него она в девичестве родила сына Александра».

Факты: Мария Александровна Ульянова (в девичестве Бланк) родилась в 1835 году в Санкт-Петербурге. Ее отец - Израиль (Сруль) Моисеевич (Мойшевич) Бланк, еврей из Житомира, крещеный в июле 1820 года под именем Александра Дмитриевича, окончил Медико-хирургическую академию. Практиковал в разных городах России. В 1838 году он овдовел и через три года женился вторично. Затем А.Д. Бланк работал в должности инспектора госпиталей оружейного завода в Златоусте. В 1847 году он вышел в отставку и уехал в Казань, где в 42 км от города купил имение Янсалы (Кокушкино) площадью более 500 га и

39 душ крестьян. В том году Машеньке Бланк было двенадцать лет, а великому князю Александру - семь. В Кокушкино Мария Александровна жила вместе со своей большой семьей в 1847-1863 годах. Осенью 1861 года она приехала в Пензу к старшей сестре Анне, где познакомилась с учителем физики и математики этого института Ильей Николаевичем Ульяновым. 6 сентября 1863 года 32-летний И.Н. Ульянов и М.А. Бланк, обвенчались в Казанско-Богородицкой церкви села Черемышево (близ Кокушкино) Лаишевского уезда Казанской губернии. Фрейлина - это младшее придворное женское звание, которое давалось представительницам знатных дворянских фамилий. Отец же Марии Александровны получил дворянское звание, дослужившись до надворного советника (примерно соответствует

чину подполковника), то есть к знатному роду его семья никак не относилась. К тому же, как мы уже знаем, и жила семья далеко от царского двора. Старший брат Ленина Александр Ильич Ульянов родился в 1866 году, через три года после бракосочетания его официальных родителей. То есть, даже если бы Мария Александровна была «фрейлиной-заочницей», к моменту рождения сына с неё было бы снято звание фрейлины, на которое имели право только незамужние девушки.

Дальше историк Кутенев рассуждает о возможной благополучной судьбе царственного бастарда (Александра Ульянова), которую порушила его распутная мамаша. «Но Мария Александровна всё испортила: вслед за Александром она родила ещё одного ребёнка - девочку… Держать при дворе фрейлину с двумя детьми было неприлично…Охранка нашла в Петербурге несчастного человека - гомосексуалиста Илью Ульянова…Ему дали в приданое к Марии Александровне дворянский титул, хлебное место в провинции, и молодожёны

отправились в Симбирск». Всё это построение - плод воспалённой фантазии. Старшим ребёнком четы Ульяновых был не Александр, а Анна Ильинична Ульянова-Елизарова, родившаяся в августе 1864 года (через 11 месяцев после бракосочетания родителей),

за два года до своего брата, судьба которого взволновала нашего учёного. Отец Ленина, Илья Николаевич Ульянов, осенью 1854 года защитил диссертацию на соискание ученой степени кандидата математических наук в Казанском университете. В 1855-1869 годах он преподавал в Пензенском дворянском институте и Нижегородской мужской гимназии, а не рыскал по Петербургу со своими гнусными домогательствами, как это мерещится

Александру Кутенёву. В конце 1869 года Ульянов занял должность инспектора, а с 1874 года - директора народных училищ Симбирской губернии. В 1877 году получил чин действительного статского советника, что давало право на причисление к потомственному дворянству. Мне ничего неизвестно о его сексуальной ориентации, поэтому эту важнейшую для господина Кутенева тему вынесем за рамки наших рассуждений, но факты говорят о том, что дворянский титул он получил не в приданое «за услуги по покрытию греха», а через 14 (!) лет после свадьбы.

Какими-то специальными сведениями обладает Кутенев и о смерти Александра Ульянова: « …<его> отправили в психушку, где он своей смертью умер в 1901 году. Историки не сходятся на способах казни, но казни никакой не было».

Факты: историки сходятся в способах казни: участники покушения на царя Шевырев, Генералов, Осипанов, Андреюшкин и Ульянов были приговорены к смертной казни и 8 мая повешены во дворе Шлиссельбургской крепости. На следующий день сообщение об этом появилось в газете «Правительственный вестник». Известно даже, что Ульянов перед

казнью приложился к кресту, а Шевырёв отказался. Историк Кутенёв «спас» Александра Ульянова не только от казни, но и от похотливых посягательств отца.

Я не совсем понял из публикуемого интервью все ли дети Ульяновых пали жертвой пагубной страсти гомосексуалиста-педофила, но о Володе Ульянове учёный историк высказался безаппеляционно: «.. Володе досталась вся его пылкая неотцовская любовь…

Он (Ленин - В.Ч.) оставался до конца дней гомосексуалистом». Ну что ж, это не самый большой грех вождя мирового пролетариата.

Доказательство господин Кутепов приводит «железное»: «У Антониони снят фильм о великих гомосексуалистах, и Ленину в нём отведена особая глава». Всё бы хорошо, но в фильмографии великого режиссера Микеланджело Антониони фильм о гомосексуалистах

мне найти не удалось. Вот такой курьёз!

В конце интервью Александр Павлович Кутенев раскрывает источник своей информации. По его словам на эти сенсационные материалы наткнулась Мариэтта Шагинян, когда она в 1970 годах она работала в архивах над книгой о Ленине. Правильно, она работала над такой книгой, но в 1965 году. Материал, который она разыскала в Житомирском архиве, касался не морального облика Марии Александровны и не сексуальной ориентации Владимира Ильича, а национальности его дедушки. Пассаж историка Кутенева о том, Брежнев предложил Марриэте Шагинян квартиру в обмен на молчание, ничего кроме улыбки вызвать не может.

Каждый абзац обсуждаемой публикации содержит либо ошибку, либо подтасовку, либо прямую ложь. Если бы советская пропаганда не изгадила в середине прошлого века термин «Фальсификаторы истории», я бы знал, как назвать эти заметки.

Владимир Чижик